Политика эта, естественно, не идеальна и имеет как довольно сильные, так и явно слабые аспекты. Поток в значительной степени справедливой критики последних со стороны американских аналитиков заслонил, на мой взгляд, некоторые интереснейшие новеллы как в политической, так и в военной стратегии США, содержащиеся в документе.

Прежде всего, отныне ядерная стратегия, планирование применения ядерных вооружений и поддержание группировки стратегических сил не будет исходить из того, что Россия — уменьшенная копия СССР.

Как утверждает министр обороны США Дональд Рамсфелд, на основании обстоятельной ревизии общей военной политики США, проведённой в 2001 г., существенно изменён взгляд американских стратегов на характер и источники военных угроз Америке.

Сегодня, по данным Пентагона, 12 государств мира имеют ядерные оружейные программы, 28 стран располагают баллистическими ракетами, 16 — обладают химическим и ещё 13 — биологическим оружием. Некоторые из политических режимов, обладающих или стремящихся к владению оружием массового уничтожения, по оценкам руководства Соединённых Штатов, открыто преследуют враждебные США цели или поддерживают террористические организации, осуществляющие антиамериканскую деятельность.

К примеру, в послании конгрессу 29 января 2002 г. президент Джордж Буш заявил, что через Ирак, Иран, Северную Корею и их союзников-террористов ныне проходит мировая «ось зла».

Россия же не просто в декларациях политиков, но в основополагающих документах военного строительства перестаёт рассматриваться как основной источник, пусть даже потенциальной, но вполне реальной военной угрозы. К слову, последовавшие после 11 сентября 2001 г. события эти выводы вполне подтверждают.

Соответственно отношения с Россией, отмечают вашингтонские руководители, впредь должны строиться на иных принципах, отличных от многолетних гарантий взаимного уничтожения. Скорейшим образом должен быть прекращён продолжающийся уже более десятилетия после завершения «холодной войны» абсурд — дружба и сотрудничество двух стран продолжают базироваться на страхе, ну хорошо, как минимум на осознании возможности практически моментальной гибели своей страны от рук партнёра…

Интересно, что многие российские политики и аналитики, прекрасно понимая вздорность подобной ситуации, с недоумением пожимают плечами в ответ на предложения отказаться от политики взаимного гарантированного уничтожения. Они полагают, что реально Россия пока ничего взамен предложить не сможет в качестве фундамента новых отношений с Америкой.

Сейчас Вашингтон предлагает заменить взаимный страх доверием и партнёрством. Москва пока в раздумьях — ведь доверие сложно облечь в чеканные формулировки договоров и соглашений. США ссылаются при этом на характер своих отношений с другими странами, также не заформализованных дипломатическими документами. Да и гарантии взаимной ракетно-ядерной гибели также не были введены в ранг договора, но реально работали. С другой стороны, нет соглашения, которое соблюдалось бы вечно.

Новая ядерная стратегия также предполагает, что, исходя из особенности новых «главных врагов» Америки, иными могут быть средства сдерживания или военного противоборства в случае, если политика сдерживания не сработает. То есть, образно говоря, в ответ на «булавочный укол» США не обязательно будут бить обидчика по голове «атомной кувалдой».

На практике это означает пересмотр роли ядерного оружия в качестве орудия возмездия. До сих пор предполагалось, что если ядерное оружие и не сможет удержать противника от нападения на Америку, её союзников или развёрнутые за пределами США американские войска, то уж позволит нанести сокрушающий ответный удар.

Отныне в качестве оружия возмездия выступает и высокоточное неядерное оружие, эффективность которого, впрочем, эксперты давно сопоставляют с боевым потенциалом ядерного оружия поля боя.

Соответственно, новый облик обретает и вся триада, до сих пор именовавшаяся ядерной. Все три её «старых» элемента — межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования, ракеты подводных атомных лодок и стратегических бомбардировщиков — становятся лишь одним из компонентов будущей стратегической триады.

Эта триада включает наступательный компонент (в дополнение к перечисленным выше системам он будет включать наступательные неядерные высокоточные вооружения — скажем, управляемые авиабомбы, крылатые ракеты большой дальности морского и авиационного, а в перспективе, возможно, и космического базирования); оборонительный компонент, в основе которого будет находиться система национальной противоракетной обороны, а также комплекс пассивных оборонительных мер (например, повышение мобильности и защищённости ядерных вооружений); а также инфраструктуру ядерного оружейного комплекса, реанимированную, по выражению американских специалистов, после изрядной запущенности последнего десятилетия, включая потенциал для проведения ядерных испытательных взрывов (если такое решение примет политическое руководство страны в обозримом будущем). Плюс пронизывающая и связывающая все элементы триады воедино обновлённая система управления, связи и разведки.

Наконец, перекладывание части задач, для решения которых прежде предназначалось ядерное оружие, на новые мощные высокоточные системы поражения позволяет Пентагону планировать сокращения ядерных стратегических арсеналов. Некоторые — количественные — параметры грядущих сокращений уже были озвучены президентом Джорджем Бушем. Теперь более ясными становятся и качественные параметры сокращений, и повременной график их осуществления.

В частности, в течение ближайших пяти лет количество стратегических боезарядов сократится до 3.800 единиц по сравнению с нынешними 6.000 (а по данным некоторых американских исследователей, — даже 7.200) единицами. Для этого будут выводиться из состава вооружённых сил 50 многозарядных ракет МХ «Пискипер», а на остающихся в строю 500 «Минитменах» сохранится по одной боеголовке; четыре подводных атомных ракетоносца типа «Огайо» расстанутся с 96 баллистическими ракетами «Трайдент» и будут переоборудованы в носители 600 крылатых ракет в неядерном варианте; 21 бомбардировщик В-1 также утратит качество носителя ядерного оружия.

А затем ещё пятилетие потребуется на то, чтобы довести ядерный арсенал до уровня в 1.700 – 2.200 боезарядов, в зависимости от обстановки в мире к тому времени.

Именно опасение принять неверное долгосрочное решение, по-видимому, удерживает администрацию Джорджа Буша-младшего от некоторых решительных шагов, которые закрепили бы качество планируемых сокращений. Собственно, за то, что Буш не предпринимает этих шагов, его и критикуют.

Речь идёт, во-первых, о том, что сокращаются не вообще наличные ядерные вооружения Америки, а лишь оперативно развёрнутые. Это означает, что за скобки выводятся боеприпасы, находящиеся на регламенте, в стадии сборки-разборки и т.д. По сути, общее количество боезарядов может сохраниться почти на сегодняшнем уровне — просто большое их количество может переместиться в так называемый резерв (конкретные цифры строжайше засекречены). Всего же, по подсчётам экспертов, к 2012 г. вооружённые силы США могут иметь более 8.500 ядерных боеприпасов с учётом стратегического резерва, а также тактического ядерного оружия.

Во-вторых, развёртывание оборонительного компонента новой триады чревато переносом гонки вооружений, пусть и оборонительных, в космос. После заключения международного договора о предотвращении милитаризации околоземного пространства США воздерживались от резких шагов в этом направлении. Однако прецедент с отказом от «неудобного» Договора по ПРО даёт основания опасаться и попыток Пентагона разместить системы военного назначения за пределами Земли. Тем более, что Дональд Рамсфелд, до того, как возглавить военное ведомство, успел поруководить комиссией, рекомендовавшей форсировать использование космоса в интересах укрепления безопасности США.

В-третьих, вызывает опасение и стремление Вашингтона повысить готовность ядерно-оружейного комплекса к проведению ядерных взрывов. Это может понадобиться якобы для проверки надёжности созданных в течение последних двух десятилетий и до сих пор остающихся на вооружении ядерных боеприпасов, действительно неотвратимо стареющих с каждым годом физически и морально. Например, сейчас средний возраст американских межконтинентальных ракет наземного базирования «Минитмен-3» — 26 лет; ракет «Трайдент» D-5 — 9 лет, а подводных лодок, на которых они развёрнуты, — около 10 лет; бомбардировщиков В-2 — до 5 лет, а возраст B-52 превышает 40 лет. Более того, по свидетельству главкома Стратегического командования США адмирала Ричарда Миза, принято решение (подкреплённое соответствующими научными и техническими мерами) о продлении срока эксплуатации ракет «Минитмен-3» ещё на 20 лет, а «ветеранов» B-52 — до 2044 г.

Однако есть веские основания полагать, что и военные, и ядерщики Америки равно заинтересованы в разработке новых, более совершенных боезарядов, способных, например, поражать особо защищённые и заглубленные объекты, бункеры, шахтные пусковые установки ракет. С 1994 г., как известно, действует прямой запрет конгресса на разработку и производство подобных ядерных боеприпасов.

Не исключается в близкой перспективе и потребность в работах по использованию ядерных установок в системах противоракетной обороны — скажем, для создания лазерных пушек с ядерной накачкой. Весьма маловероятно, что создаваться подобные вооружения будут без реальных испытаний, с опорой только на компьютерные расчёты.

В прессу просочились сведения, что в закрытой, секретной части доклада о пересмотре ядерной стратегии содержится обоснование необходимости разработки новых боеприпасов даже просто для подготовки молодых кадров, которым придётся заменить нынешнее поколение ядерных оружейных специалистов Америки.

И наконец, большим недостатком ядерных инициатив Вашингтона многие полагают нежелание зафиксировать эти действия в юридически обязывающей форме, в виде договора. Официальные лица кивают на возможность непредсказуемых военно-политических «загогулин» в будущем и высказывают намерение держать руки не связанными для адекватной реакции на резкие негативные изменения обстановки. Хотя вслух об этом не говорят, побаиваются, похоже, в Соединённых Штатах сохраняющегося ядерного потенциала России, а пуще того опасаются возможного формирования российско-китайского альянса с антиамериканской направленностью.

Сегодня, когда Америка, безусловно, сильнее всех в мире, она не желает связывать себе руки. Но это означает, что и другие ядерные (и околоядерные) державы мира остаются не связанными международно-правовыми обязательствами. Кто будет у власти в этих странах через пять-десять лет, что будет у них на уме? Будут ли они ответственно относиться к огромной разрушительной мощи, повелевать которой они смогут нажатием пресловутой «кнопки»?

Сейчас Вашингтон неоднозначно реагирует на настойчивые попытки Москвы добиться от Америки «юридически обязывающего» соглашения по поводу предстоящих сокращений ядерных арсеналов и, возможно, смягчения политики взаимного сдерживания. Позитивный сигнал Белого дома заключается в том, что какой-то документ (декларация, коммюнике, заявление, а то и договор) на саммите президентов Буша и Путина в мае подписан будет, пусть даже исключительно для поддержания реноме российского лидера и самой России как равновеликой Америке державы. Менее приятная часть сигнала из Вашингтона заключается в том, что данное соглашение может стать последним между нашими странами, регулирующим проблемы контроля над вооружениями и разоружения.

А чем будет располагать к тому времени Россия? Для ответа на этот вопрос нужно оценить сегодняшний потенциал и факторы, влияющие на его будущие количественные и качественные характеристики.

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ НАСТУПАТЕЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ РОССИИ СЕГОДНЯ

В настоящее время СНП России включает все компоненты классической триады стратегических ракетно-ядерных сил — баллистические ракеты наземного и морского базирования, крылатые ракеты большой дальности воздушного базирования, а также носители этих боеприпасов.

Наземный компонент включает МБР шахтного и мобильного (грунтового и железнодорожного) базирования. Согласно Меморандуму о взаимопонимании к Договору СНВ-1 от 1 января 2002 г., развёрнутыми считаются:

Первоначально гарантийный срок службы Р-36 МУТТХ был определён в 10 лет, и продлялся как минимум дважды, каждый раз на пять лет, вначале до 1998 г., а затем до 2003 г. Ракетам Р-36 М2, поступавшим на вооружение РВСН в 1989 – 1991 гг., был назначен ресурс в 15 лет, который, как ожидается, может быть продлён по крайней мере до 2010 г.

Ресурс службы УР-100 НУТТХ был продлён до 21 года и будет истекать в период до 2005 г. Железнодорожные комплексы РТ-23 УТТХ развёртывались в 1987 – 1989 гг. с гарантийным ресурсом в 10 лет, вероятно, продлённым ещё на пятилетие. Мобильные «Тополя» с назначенным ресурсом в 10 лет, позднее увеличенным на пять лет, поступали на вооружение РВСН в 1985 – 1995 гг. «Тополь-М» шахтного базирования, как сообщалось, имеет гарантийный ресурс в 15 лет, комплексы развёртываются с 1998 г.

Морской компонент по состоянию на январь 2002 г. был представлен атомными подводными ракетными крейсерами четырёх типов, оснащёнными четырьмя типами ракет:

Фактические цифры, однако, отличаются от засчитываемых по Договору СНВ-1. По различным оценкам экспертов, лишь около половины наличных подводных ракетных крейсеров способны нести боевую службу, в том числе не более двух из пяти новейших «Тайфунов» — отсутствие ремонтных и регламентных работ сокращает срок службы кораблей с расчётных 25 – 30 до реальных 10 – 15 лет. Даже если подлодка попадает в ремонт, он может длиться 7 – 8 и более лет, в течение которых, разумеется, крейсер со всем его экипажем и ракетно-ядерным арсеналом с большой степенью условности может считаться боевой единицей флота.

Авиационный компонент объединяет в настоящее время:

Состоящие ныне на вооружении варианты самолёта Ту-95 произведены в 1980-х и в начале 1990-х гг., назначенный ресурс их достигает 30 лет. Ту-160 построены в основном в начале 1990-х гг., а один бомбардировщик — в мае 2000 г. Ожидается, что Ту-160 прослужат ещё как минимум два десятилетия. Однако возвращённые с Украины 8 самолётов этого типа, как сообщалось, требуют серьёзного ремонта. Нуждается в замене и крылатая ракета Х-55.

Всего СНП России, таким образом, насчитывают 824 носителя/пусковых установки с 1.682 ракетами, оснащёнными 5.518 ядерными боезарядами мощностью от 1 кт до 1,2 Мт каждый, суммарный забрасываемый вес которых не менее 3.600 Мт.

Для сравнения: СНП США по состоянию на начало 2002 г. насчитывал 5.949 стратегических ядерных боезарядов, имеющих суммарный забрасываемый вес более 2.000 Мт и развёрнутых на 551 наземной баллистической ракете шахтного базирования («Минитмен-3» и «Пискипер»), 432 ракетах «Трайдент» 18 подводных лодок типа «Огайо» и на крылатых ракетах 254 тяжёлых бомбардировщиков B-52 и B-2.

Организационно силы и средства СНП России не сведены в единое (как в Соединённых Штатах) формирование или объединение. Наземный компонент образует самостоятельный род войск — Ракетные войска стратегического назначения в составе 27-й (Владимир), 31-й (Оренбург), 33-й (Омск) и 53-й (Чита) ракетных армий, имеющих 19 ракетных дивизий. Существующие планы предусматривают сокращение числа соединений и объединений примерно наполовину в ближайшие годы. Морские силы представлены 18-й дивизией подводных крейсеров «Тайфун» 1-й флотилии подводных сил и 31-й дивизией 3-й флотилии подводных сил Северного флота, а также дивизией подводных ракетоносцев в составе Камчатской флотилии Тихоокеанского флота. Стратегическая авиация образует 37-ю воздушную армию в составе 22-й (Энгельс) и 326-й (Украинка) тяжёлых бомбардировочных авиадивизий.

Сведения о нестратегических ядерных силах и средствах, не охваченных договорными или иными международными мерами контроля и учёта, весьма неточны, порой противоречивы. Анализ информации из различных источников позволяет оценить нестратегический арсенал в следующем широком диапазоне:

Для сравнения: арсенал нестратегических ядерных боезарядов США оценивается в 1.600 крылатых ракет и авиабомб.

ФАКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА СТРУКТУРУ, СОСТАВ И ЧИСЛЕННОСТЬ СНП РОССИИ

Будущее стратегических сил определяется одновременным, но неравносильным воздействием таких факторов, как внешнеполитическая обстановка, оборонная безопасность государства; состояние и динамика развития национальной экономики и степень её интегрированности в мировую экономическую систему; состояние дел в оборонно-промышленном комплексе, включая ориентированные на оборону отрасли науки; общее состояние Вооружённых сил страны и уровень их готовности к гарантированному обеспечению обороноспособности России, динамика реформирования военной машины государства, перспективы решения социально-экономических и морально-политических проблем, стоящих перед Вооружёнными силами, и рядом иных.

Не вдаваясь в подробный анализ этих факторов, отметим, что ныне международная обстановка и особенно состояние российско-американских отношений благоприятствует существенному сокращению СНП обеих стран — а ведь ракетно-ядерные силы и СССР/России, и США до сих пор рассматривались как инструмент межгосударственных отношений прежде всего этих держав. В меньшей степени стратегический ядерный потенциал выполнял сдерживающие функции в отношении других стран НАТО и Китая, но и здесь военно-политическая нагрузка на СНП заметно сократилась в связи с качественным улучшением отношений России с этими государствами.

Особого рода внешнеполитическим фактором, влияющим на перспективы развития СНП России, является судьба системы двусторонних и многосторонних договоров, регулирующих сферы контроля над вооружениями и разоружения. Это и прекращение действия Договора по противоракетной обороне, и невступление в силу СНВ-2, и отказ США от ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, и явная готовность Америки отказаться от ряда соглашений, регулирующих демилитаризованный статус космического пространства, и откровенная «беззубость» Договора о нераспространении ядерного оружия в отношении вновь появляющихся ядерных государств и прочая, и прочая. С одной стороны, уменьшается число формальных ограничений на количественные либо качественные параметры российского стратегического арсенала — но одновременно лавинообразно нарастает объём внешних факторов, требующих адекватного реагирования внешнеполитической и оборонной структур российского государства.

От состояния и динамики развития отечественного оборонно-промышленного комплекса зависит не только скорость перевооружения ракетно-ядерных сил, но и готовность неядерных компонентов Вооружённых сил принять на себя часть функций «стратегов». Мощь, скорость и точность доставки к цели современных обычных вооружений позволили американским военным теоретикам включить высокоточный арсенал неядерных систем оружия в стратегическую триаду Америки следующего десятилетия. (Во время войны в Персидском заливе в 1991 г. лишь 3 процента применявшихся боеприпасов являлись высокоточными, а во время афганской кампании 2001 г. — уже 60 процентов!). От российской оборонной науки и производства также зависит, сократится, увеличится или останется на прежнем уровне роль ядерных средств в обеспечении обороноспособности страны.

Темпы поставок в войска новейших баллистических ракет «Тополь-М» оснований для оптимизма дают мало. В 1998 г. в 60-ю ракетную дивизию в Татищево поступило 10 ракет «Тополь-М», в 1999 г. — 8 ракет, в 2000 г. и в 2001 г. — по 6, что даже не дало формальной возможности объявить о создании нового, четвёртого полка. Первоначально провозглашённые планы развёртывания 20 – 30, а в перспективе до 50 ракетных комплексов в год выглядят сегодня сильно завышенными.

Не заметен прогресс и в строительстве подводного ракетоносца четвёртого поколения «Юрий Долгорукий», а равно и в создании для него нового ракетного комплекса. Точнее, зависимость обратная — пока не готов комплекс вооружения, нет смысла в очередной раз перепроектировать корабль. Более реалистично до недавнего времени выглядели планы перевооружения подводных крейсеров «Дельфин» (проект 667 БДРМ) ракетными комплексами «Синева» — основательной модификацией существующих ракет Р-29РМ с РГЧ ИН, с 10 боезарядами вместо нынешних 4. Однако президенты Путин и Буш, объявив о том, что СНВ-1 остаётся в силе, эти планы, похоже, заморозили: модернизация баллистических ракет подводных лодок и установка на них большего числа боезарядов Договором СНВ-1 запрещены, как и установка нескольких боезарядов на ракетах «Тополь-М».

Вообще, провоцируемый «кончиной» Договора СНВ-2 соблазн возродить производство незапрещённых ныне тяжёлых многозарядных ракет слабо подкреплён экономическим потенциалом современной России. По самым благожелательным оценкам, стоимость подобного проекта составит от 500 млн до 800 млн долларов. Иные прогнозы предусматривают расходы на порядок больше. Столько денег на оружие сегодня найти едва ли удастся. Если три-четыре года назад до 40 процентов гособоронзаказа составляло финансирование стратегических ядерных сил, в первую очередь их наземного компонента, то в 2002 г. — только 18 процентов. Сокращается и удельный вес оборонных расходов — с 35 процентов расходной части бюджета в 2000 г. до примерно четверти бюджета нынешнего года.

То есть, в принципе, «возродить многозарядность» России под силу, но при этом многие иные, прежде всего социальные проблемы останутся нерешёнными и даже усугубятся. Притом не только в обществе в целом, но и внутри Вооружённых сил в том числе, а ведь нормализация социально-экономического положения военнослужащих признана одним из приоритетов внутренней политики сегодняшнего руководства.

ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ — ЩИТ ИЛИ МЕЧ?

В течение прошлого десятилетия на фоне общей деградации Вооружённых сил России роль ядерного оружия существенно возросла, что нашло отражение и в официальных документах по внешней и оборонной политике, доктринах и концепциях.

В то же время очевидная неспособность ядерного оружия каким-либо ощутимым образом повлиять на ход и исход затяжной чеченской кампании, которая может рассматриваться как один из вариантов будущих локальных и региональных конфликтов на политико-этнической основе, не могла не сказаться на определённой девальвации роли и веса стратегического ядерного оружия (а именно оно являлось важнейшим атрибутом былой великодержавности). По-видимому, значение нестратегического ядерного оружия, напротив, будет возрастать — в силу того, что на него возлагаются не сдерживающие, «политические» задачи, а вполне реальные функции мощного оружия поля боя. Эта функция ядерного оружия может многократно усилиться, если оно будет практически применено хотя бы в одном вооружённом конфликте, например, между Пакистаном и Индией.

По-видимому, в высшем эшелоне российского политического и военного руководства не сложилось пока единое представление и о приоритетах развития отдельных компонентов СНП. Так, в начале текущего года российские военачальники утверждали, что «все наши планы военного развития» связаны со ставкой на морскую составляющую ядерной триады. Рассуждения абсолютно справедливые с точки зрения военной теории, однако в практическом смысле мало обоснованные, в связи с плачевным состоянием флота (который, по оценкам военно-морской секции Академии военных наук во главе с адмиралом Иваном Капитанцем, вообще может утратить статус вида Вооружённых сил к 2010 – 1015 гг.). И спустя всего полгода те же военачальники радикально меняют свои стратегические установки, заявляя о том, что основой СНП будут всё-таки наземные ракетные комплексы…

Сочетание подобных установок с огромными прорехами в системах предупреждения о ракетном нападении и противоракетной обороны* объективно расшатывает стабильность и увеличивает потенциальную опасность быстрой эскалации ситуации военной напряжённости (вероятность которой, разумеется, сохраняется — если не сегодня, то в перспективе) в сторону полномасштабного обмена ракетно-ядерными ударами. Тем более, что идеология взаимного гарантированного уничтожения жива и здравствует, а это значит, что сокращение СНП с пяти-шести тысяч до двух тысяч боеголовок практически мало что меняет. Хоть по сто боезарядов останется в распоряжении Москвы и Вашингтона — пока они будут предназначены преимущественно для поражения друг друга, ситуация принципиально не изменится, особенно в отсутствие действенной системы ПРО страны.

Подобное шараханье запутывает не только собственные военные и промышленные кадры, но и немало озадачивает соперников/партнёров, так как не позволяет однозначно определить, к чему склоняется Кремль — к сотрудничеству в стратегической обороне (в том числе противоракетной) или к сохранению потенциала первого удара, к продолжению политики гарантированного уничтожения или всё же снижению уровня готовности ликвидировать друг друга.

Чтобы продемонстрировать дружеские намерения и в то же время наращивать гарантии собственной безопасности, Запад готов идти на беспрецедентные меры в области содействия ликвидации оружия массового уничтожения России в рамках её договорных обязательств и односторонних инициатив, а также повышения надёжности хранения остающихся на вооружении арсеналов. В этом, по-видимому, главный смысл инициативы президента Буша, поддержанной другими лидерами развитых стран, предусматривающей ассигнование России 20 млрд долларов на упомянутые нужды. Хотя и собственные расходы России на ядерные оружейные программы (в том числе и на меры усиления безопасности) неуклонно растут. По данным «Милитэри бэлэнс», в 1999 г. они составляли 1,7 процента оборонного бюджета (1,9 млрд рублей), в 2000 г. — 2,1 процента (2,9 млрд рублей), а в 2001 г. — уже 2,3 процента (или 5,129 млрд рублей).

ТАК КАКОЙ ЖЕ СНП БУДЕТ У РОССИИ ЧЕРЕЗ 10 ЛЕТ?

            «Оптимистический вариант» (его предлагали близкие к правительственным кругам эксперты) предполагает стабильно высокие темпы — 30 – 40 в первые три-четыре года, а затем до 50 комплексов ежегодно — производства ракет «Тополь-М» шахтного и мобильного базирования, оснащаемых после 2009 г. тремя-четырьмя боезарядами и постепенно заменяющих Р-36М2; плюс как минимум 70 мобильных старых однозарядных «Тополей». Флот, предположительно, получит два, а возможно, даже три ракетоносца типа «Юрий Долгорукий» с 12 десятизарядными ракетами «Булава» каждый, к тому же в боевом составе останутся ещё два-три подводных крейсера «Дельфин» (проект 667 БДРМ), перевооружённых на ракетные комплексы «Синева». Стратегическая авиация в этом варианте сохранит не менее 10 Ту-160 и 30 – 40 Ту-95. Всего СНП будет насчитывать 2.000 – 2.200 боезарядов во всех компонентах триады (1.300 – 1.500 боезарядов на наземных ракетах, 450 – 500 — на подводных лодках, остальные 200 – 250 — на стратегических бомбардировщиках).

«Пессимистический вариант» (к которому склоняются представители оппозиции и некоторые независимые эксперты) базируется на том предположении, что экономика страны не справится с нагрузкой, необходимой для существенного перевооружения СНП, а политическое руководство не будет настойчиво добиваться исполнения этой задачи. В итоге, по этому варианту, морской компонент СНП утратит самостоятельное значение, авиация не получит новой крылатой ракеты, а самолёты будут ржаветь на земле — максимум, что будет боеспособно, это дальние (но не стратегические) бомбардировщики Ту-22 М3. Наземные ракеты — до полутора сотен Р-36 М2 и 100 – 150 ракет шахтного и мобильного базирования «Тополь-М» составят единственный компонент стратегических ядерных сил. Но после 2009 г. количество комплексов «Воевода» резко сократится, а на нескольких десятках ракет «Тополь-М» будут установлены по 3 – 4 боезаряда.

При наименее благоприятных условиях в составе СНП может остаться всего 100 – 150 ракет «Тополь-М» с 100 – 200 боезарядами, плюс 2 – 3 подлодки с ещё 200 – 300 боезарядами, т.е. всего 300 – 500 стратегических боезаряда к 2010 – 2015 гг. В условиях развёртывания достаточно эффективной системы ПРО США сдерживающие функции стратегических сил России могут существенно снизиться.

Наконец, «реалистический вариант» (выдвигаемый рядом российских, а также зарубежных аналитиков) предсказывает, что через 10 лет «Тополь-М» останется единственной системой наземных баллистических ракет, будет развёрнуто до 200 ракет с 600 – 800 боезарядами. В боевом составе флота останется 5 – 6 ракетоносцев «Дельфин» с комплексом «Синева» (правда, не с десятью, а с четырьмя боезарядами) и две субмарины нового поколения с ракетами «Булава», также с 4 боезарядами каждая. Стратегическая авиация будет иметь до 8 – 10 Ту-160 и 25 – 30 Ту-95 с модифицированной крылатой ракетой на замену Х-55. Всего СНП будет располагать 1.300 – 1.500 ядерными боезарядами во всех элементах традиционной триады, которая к тому времени сама трансформируется в комплекс, охватывающий нестратегические ядерные и высокоточные обычные наступательные и оборонительные вооружения, системы управления, разведки и связи.

Для выполнения задач сдерживания этих средств, по-видимому, будет достаточно.

* Так, по информации командования Космических войск, космический эшелон представлен четырьмя из девятипотребных спутников «Око» и одним из семи требующихся «Прогнозов»; уже год назад более 80 процентов спутников военного назначения и наземных комплексов управления и связи выработали гарантийный ресурс.

ИСТОЧНИКИ:

1) Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединёнными Штатами Америки о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений.

2) START Treaty Memorandum of Understanding Data for Russian Federation (Effective Date: 1 January 2002) <www.defenselink.mil/acq/acic/treaties/start1/mou/rus/>.

3) Договор между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами Америки о сокращении стратегических наступательных потенциалов <president.kremlin.ru/events/541.html>.

4) Заявление МИД РФ от 14 июня 2002 г. <www.ln.mid.ru>

5) Стратегические ядерные силы СССР и России <www.armscontrol.ru/course/rsf/p11.html>

6) Стратегическое ядерное вооружение России. П/р Подвига П.Л. — М.: ИздАТ, 1998. Гл. 4, 5, 6.

7) Коммерсантъ-Власть, № 17 – 18, 14 мая 2002 г.

8) Независимое военное обозрение, №1, 18 – 24 января 2002 г.; №3, 1 – 7 февраля 2002 г.; №21, 28 июня – 4 июля 2002 г.

9) Известия, 19 июня 2001 г.

10) Правда, 18 – 21 мая, 2001 г.

11) Общая газета, 17 – 23 мая, 2001 г.

12) Послание президента США Джорджа Буша конгрессу США о положении страны, 29 января 2002 г. <www.whitehouse.gov/news/releases/2002/01/20020129-11.html>

13) Специальный брифинг по итогам пересмотра ядерной стратегии США (с участием помощника министра обороны США по вопросам политики международной безопасности Дж. Д. Крауча) для журналистов, аккредитованных при Пентагоне, 9 января 2002 г. <www.defenselink.mil/news/Jan2002/t01092002_t0109npr.html>; а также слайды к этому брифингу <www.defenselink.mil/news/Jan2002/g020109-D-6570C.html>.

14) Сопроводительное письмо министра обороны США Дональда Рамсфелда к докладу конгрессу США по результатам пересмотра ядерной стратегии, 9 января 2002 г. <www.defenselink.mil/news/Jan2002/d20020109npr.pdf>

15) Доклад главкома Стратегического командования США адмирала Ричарда Миза на слушаниях в сенатском комитете по делам вооружённых сил, 11 июля 2001 г. <www.senate.gov/~armed_services/statemnt/2001/010711mies.pdf>

16) Anthony H. Cordesman. US and Russian Nuclear Forces and Arms Control. Revised May 14, 2002. CSIS, Washington D.C.

17) NRDC Nuclear Notebook. The Bulletin of the Atomic Scientists, July/August 2002, Vol.58, № 4.

18) The Military Balance 2001 – 2002, IISS, London.